|
|
|
 |
 |
Мудрец и поэт: пять лет назад ушел Кирилл Ковальджи Ужас жизни пострашнее любых киношных монстров; мудрый и талантливый Кирилл Ковальджи это знал, как знал и то, что ирония (самоирония) – один из немногих способов примириться с окружающей действительностью:А ужастики в кино
надоели мне давно – ужас будет все равно! У него много таких кратких зернышек – стихов, выпукло обрисовывающих разные ситуации и фиксирующих сущностные моменты.
Иногда – целую жизнь: Ужаснулся. Осознал. Привык.
Тут история бытования разворачивается такими сгустками ассоциаций за тремя глаголами, что страшно делается – ведь каждый познал на себе усталость сердца и трагедии души.
Ковальджи разнообразно раскрывал свой поэтический космос: верлибр и регулярный стих, сонет и песенка соседствовали, не мешая друг другу, но органично дополняя целое. А вот метафизический, басенный лад, выстраивающий частотный баланс чьей-то жизни на примере чувствительного волка: Хоть следы его в чаще потеряны,
Слух о нем до сих пор не умолк. На отшибе под высохшим деревом Жил однажды чувствительный волк. Сердцем он обладал поразительным – Разве можно считать за вину, Что он отроду был композитором И умел воспевать Луну. Аллегории, использованные поэтом, давались прозрачными линиями и светлой словесной акварелью:
– Как я жил? Я строил дом
на песке. Волна смывала... Только в детстве горя мало, если можно все сначала и не важно, что потом. Становится важно, что потом…
Тишина – или мерцающие зоны смысла, разбуженные стихами? Становится важно. В Поэзии – как во Вселенной смежной –
Заключена гармония светил В пленительном слиянии двух сил – Центростремительной и центробежной. Тут уже гудит стволовой орган, предлагая возвышенные смыслы, тянущие к просторам звезд.
Соединяя многое – земное и небесное, алхимическое и смешное, детальное и чуть обозначенное, Кирилл Ковальджи творил свой космос, продолжающий постепенно обогащать золотым зерном души читающих. Александр БАЛТИН
|
 |
 |
 |
|
 |
|
|
 |