Обозрение журнала «Зинзивер», № 1, 2023«Метафизический театр» как модель жизни: бесконечная пьеса, режиссер которой неизвестен, и каждый мнит себя исполнителен главной роли; «Метафизический театр» Светланы Еремеевой разворачивается словесной панорамой индивидуальности поэта, проживающего собственные стихи предельно всерьез:
За окнами палящая зима
Прожорливое поедает солнце, Кору деревьев, фонари, дома. Ни тени от зимы не остается. За окнами затмение зрачков. Я вслушиваюсь в пустоту Густую. Там черные, как пролитая кровь, Пронзительные голоса Бушуют. Тайна хорошо определяет поэзию Еремеевой — плотную и легкую, воздушную и вещную…
…Плотность предметного мира, бесконечного жизненного скарба сияющими ворохами возникает в поэзии Стефании Даниловой, когда длинная строка свидетельствует о жажде ничего не потерять из роскошных подробностей мира — пусть мучает грусть, пусть печаль ставит свою печать: Новый год? Да не смешите, мы видали поновей.
Каждый петербургский житель в сердце носит суховей Или что еще похлеще: ураган или тайфун. Море черное расплещет старенький магнитофон, Там, где я, как хоббит, ростом и ем кашу по утрам. Там, где было очень просто хулиганить по дворам. Жать звонки седым соседкам, до инфарктов доводя. Палисадниковы ветки, самокат по площадям, кипарисы Партенита, козы бегают в Керчи. В окна тянет, как магнитом, гроздья спелой алычи. …Прозаически — без привычного строфического членения записанное стихотворение Ольги Ефимовой – предложит историю, мешающую в себе психологию и внешний мир, данный через обилие деталей, и каждая так кругло и вкусно выявлена стихом:
Отец Андрей надел фелонь. Внезапно в горле запершило. Терзаем смутною виной, он чувствовал себя паршиво, встречая благостную рань и с мыслями собраться силясь. Ладони холодила ткань и мягким золотом светилась. …Она вбежала в темный храм: на всенощной тушили свечи; тонка — натянутый вольфрам, дрожали сгорбленные плечи, потерся на губах сухих блеск вазелиновой помады. Дверь хлопнула. Народ притих. Погасли свечи и лампады. Рассеялся белесый дым от серебристого кадила. Краткие — в основном — стихи Юрия Казарина — лучатся смысловой мощью; иногда стихотворение — единая поэтическая фраза, развернутая на несколько строк. Тогда, словно спускаясь-восходя по их ступеням, обретаешь интереснейшие ощущения, дополняющие твой, читательский, опыт: И жизнь, и смерть — какое лето:
прищур, затяжка, сигарета — и пламени дрожит вода, как мозг отчаянья и льда, чужая тень ночного света сквозь сумрак брошена сюда в черемуховые зрачки, все остальное — призрак сада и яблоко большого взгляда, и белой бабочки очки, чтобы могли в себя смотреть и жизнь, и смерть… Компактные формулировки Любови Берзиной напоминают своеобразную поэтическую математику: картины, представляемые поэтом, порою пышны, как византийская роскошь, и оттенки, тонко вплетаемые в словесную вязь, добавляют произведениям высоты:
Впадают лиственницы в сон,
Густых кустов горят костры, Бросает ветер, разозлен, Под ноги желтые ковры. Река стальною полосой Сверкает между берегов, Рыбак сидит едва живой И ждет невиданный улов. Зыбкость бытия, шаткость человеческих ощущений интересно показаны в поэтическом космосе Александры Крючковой:
В миллиметре от…
Жизнь одна… Смерть бледна… Цель видна… Сколько песен и лет Жду заветных примет… Я — плачу… Сон — к плечу… Я лечу из… над… на… Свет… В миллиметре от… Белый флаг… Черный Маг… В душах — мрак… Сердцу в полночь завыть — Тщетно жаждет забыть Горечь бед… Соль побед… Смысла нет вдоль… по… так… Плыть… Расходятся линии строк… словно шатаются условные ступени бесконечной лестницы, и вдруг – исчезает она, открывая возможности великолепного полета…
Духа… Души. Сплошные (как поток сознания!) тексты Елены Талленики словно втягивают в себя все, чем жив поэт, чем дышит его язык, и, организованные внутри не просто, вспыхивают чудесной ясностью постижения сердцевины собственной души — чем и делится автор: индиго на картинах ноября
как все что вечно умирает рано день завершая в сумраке души и по углам свободным от икон не сплю шуршат в колодезной ночи плодясь воображенья тараканы от множества их пухнет голова куда их деть в отсутствии окон? Кристальная ясность поэзии Андрея Торопова дает богатые смыслы — словно погружение в прозрачные слои воздуха поэзии, льющейся, поющейся, пространно-всеобщей:
Новые книги не греют,
Старые книги поют. Те, кто сегодня болеют, Завтра отсюда уйдут. К чистому, чистому небу, К синему до «не могу», К мирному, мирному хлебу, К школьным салазкам в снегу. С теплого неба ночного Смотрит звездою поэт. Будет все сразу и снова, И выключается свет. Своеобразно — очень современно и через аспекты вечности — толкуется любовь, эта альфа бытия, в поэзии Евгения Степанова:
Я микрокосм, песчинка, сбой программы,
Не важный босс, но черноземный смерд. Я не умею жизненные драмы Преображать в мелодию и свет. Мой интеллект, не отрицаю, куцый. Респект и уважуха мудрецам. Я не фанат новейших конституций И в темноте, как светоч, не мерцал. Но иногда, когда мне говорила Моя любимая, любя, а не коря, Что все же я не конченый дурила, Тогда я думал, что живу не зря. И вот тогда я мог свернуть и горы И клал с прибором на босяцкий быт, И с Богом вел неробко разговоры. Но я надеюсь, Бог меня простит. Густ космос поэта, насыщен язык его поэтических высказываний.
…Порой жизнь кажется чьим-то издевательством над личностью, но поэт, всегда ориентирующийся на высоту духа, на световую вертикаль, знает, что это не так, несмотря на тяготы существования здесь, на земле: все равно продолжается жизнь
все равно я смотрю ввысь потому что Бог это любовь а любовь это ты как тевтонец гремит броней этот мир — на меня ползет все равно продолжается жизнь все равно я смотрю ввысь И есть восторг бытия — детски-наивный, прекрасный восторг расширенных удивленно глаз, ведь снова летят совершенные снежинки, и:
Невыразима жизнь-зима,
И падают снежинки с неба. А мне дается задарма Восторг быть родственником снега. Поэтический пантеон Евгения Степанова насыщен… борениями и счастьем, превозмоганием себя, и – гармоничным существования в себе самом.
Первый номер «Зинзивера» в этом году плотно дает богатства современной поэзии: стоит вчитываться, вдумываться, вчувствоваться… Александр БАЛТИН
|