Обзор журнала «Зинзивер», № 3, 2023

Апрель… заиграл в свою свирель; незаметно откликнулись почки, расцвечивая реальность, балансирующую вечно между светом и тьмой…
Но — весенние песни «Зинзивера» полны светлыми стремленьями, ибо подлинность поэзии – всегда от небесной вертикали.
…Колоритно вспыхнет «Фиолетовая бездна» представленная Юрием Казариным, вовлекая в себя симфоническим звучанием поэтических текстов:

Клюв у времени в крови,
у воды темнеют очи —
очи боли и любви:
вечность по ночам короче —
клюв у времени в крови,
это первой смерти завязь —
птичку страхом принесло:
пролетели, убиваясь,
сквозь оконное стекло —
в доме страшно и светло,
в небе узкие осколки,
с первородной синевой —
до утра глотают волки —
пустоты беззвучный вой.

Порою стихотворение у Казарина — одна, причудливым орнаментом представленная строка, разбитая согласно рифмо-делению; такова уникальная смысловая плотность произведений поэта. Они, минуя преграды времени, представляют собой своеобразный алхимический мир метафор и мысли, рифмы и эпитетов.
…А смерть, обещающая последнюю расшифровку поэтической мудрости, дается с верой в бессмертие:

Умрешь — и узнаешь,
какие ты пишешь стихи:
последней душой вылетаешь,
как ласточка из-под стрехи.

И видишь последнюю воду,
и знает последняя дрожь,
какую такую погоду ты
завтра сюда приведешь.

…Очень нежно и очень по-женски колышутся на эсхатологическом ветру времен тонкие и трепетные листочки стихов Натальи Разувакиной:

Я вдоль тебя лежу-лечу-пою
И ощущаю худенькость свою,
Тростинковость Тристановой печали.
В начале мы наверное в конце
Предстали мы пред Божие лице
Без запятых, чтоб мы не различали…

Прелестна эти «худенькость» и «тростинковость», эта выразительная неправильность слов, придающая речи поэта дополнительное обаяние; великолепна и скорость, на которой развиваются стихи Разувакиной — точно исследует ею пресловутую скорость жизни: когда между детским садом и могилой оказываются… две секунды.

Стихи Любови Берёзкиной максимально выразительны: звуком, сравнениями, они – обходясь без больших букв – словно проступают из массы яви. Проступают, чтобы заявить: мы были всегда.
И – будем:

воздух пропитан сиропом, как торт,
как белый сухой бисквит,
свет раскрывает огромный рот,
но все равно молчит,
и, как большая слеза,
оса ползет по щеке плода,
и даже когда открываешь глаза —
в них свет и вода

…Вода жизни, которую дарит, таинственно мерцая, запредельный свет…
Сложна геометрия поэзии Сергея Бирюкова; она вызывает множество ассоциаций, несет в себе слои культурологического подтекста. Это поэзия, настоянная на молитве и алхимическом эксперименте:

по ступеням возносишься к небу
где молилась Господу Дева Мария
где молитва от слова до слова
достигала вершины
и ниспадала
одеяньем
платком осиянным

…Жизнь, льющаяся разнообразной плазмой — с огнями самоосуждения, с парадоксами сопоставлений себя с другими, с тригонометрией приятия и не-приятия себя — густо вливается в строки поэзии Евгения Степанова:

Я живу, как лузер и как голь, не воспринимаю жизнь как няню.
Просто заговариваю боль тем, что потихоньку графоманю.

Я живу, эпоху не кляня, как судьба, шутя, предначертала.
Не похвалит в «Знамени» меня за мои книжонки Ольга Балла.

Знаю, что талантик мой смешной, только не считаю это драмой.
Ведь когда любимая со мной, все равно я самый-самый-самый.

Лучезарный кристалл любви пронизывает своими снежно-золотыми лучами свод, постепенно творимый поэтом.

Жесткими красками рисуется портрет современника. И не может быть иначе в мире, отторгающим гуманитарные ценности все больше и больше:

...И еще одного обломала эпоха,
А точней, не эпоха, а черт знает что.
Вот он вышел во дворик, поэт-выпивоха,
В этом некогда классном (от Зайца!) пальто.

Вот он вышел. И сел покурить на скамейку.
И ему тяжело, а, быть может, начхать,
Что он вновь накропал р я д о в у ю статейку.
Все равно все статейки выходят в печать.

Трагедия преодолевается стоицизмом, отсюда следует:

Тяжело, даже очень, однако
У меня есть работа, жилье.
А еще появилась собака.
Это счастье — погладить ее.

…Поэзия Евгения Степанова, своеобразно соединяя иронию и метафизику, всегда воспевает жизнь.

Интересно строятся рассказы Олега Рябова; их внешняя, бытовая сторона — со скарбом жизни, с ее прожилками бессмысленности, усталости, абсурда — сочетается с ощущением магических мерцаний, которые ощутил поэт и прозаик и перенес, разработав индивидуальную стилистику, в мир своих рассказов.

Глубокое исследование Бориса Колымагина «Лев Толстой и андеграунд» и рецензии, представленные ближе к завершению номера журнала, своеобразно зажгут словесные фонари, освещая определенные коридоры литературного процесса.
Словом, песни «Зинзивера» адресованы чутким душам и сердцам, не окосневшим в слоях равнодушия и прагматизма, и песни эти протягиваются в вечность, всегда более благосклонную к художественному слову, нежели современность.

Александр БАЛТИН