ОБЗОР ЖУРНАЛА «ЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИ», № 49, 2023Поэзия метрополии сходится с поэзией русского зарубежья, пересекаясь во многих пунктах, и журнал «Зарубежные записки», помимо основной функции — проявления и выявления лучшего в мире поэтических созвучий, выполняет и такую — объединительную.
Новый номер открывается подборкой стихов Любови Берёзкиной, живущей в ФРГ: дождь по утрам, если встанешь
часиков в шесть или в семь, небо — как рудная залежь, или нет неба совсем. только деревья и воздух делит на нечет и чет время огромного роста, в темный кармашек кладет. Здесь есть необыкновенная детская чистота взгляда, именно ею и необычностью видения отмечена поэзия поэта; и время, кладущее в темный кармашек нечто драгоценное, воспринимается закономерным персонажем детской игры и взрослой алхимической мистерии звуко-смыслов.
Краткие, как правило, стихи Берёзкиной таят в себе замечательный и высокий космос. Время — одно из кардинальных понятий поэзии, и то, как трактует его живущий в США Эдуард Хвиловский, достойно пристального внимания: Ручное время — здесь, потом — нигде,
потом уходит, а потом приходит кругами света по большой воде, потом по малой тихо колобродит. Стих Эдуарда Хвиловского поджарый и стройный, философски насыщенный и полный той благородной игры, которая необходима как мера поэтической подлинности.
Сильными волнами расходятся строки и строфы Бориса Борукаева из Нью-Йорка (США): Ревут трибуны, наблюдая бой.
Здесь два бойца. Стоят друг против друга, являясь услаждением досуга неистовой толпы в июльский зной. Великолепный размах… с которым стихотворение словно кидается в лицо страху смерти: он, этот страх, может быть преодолен!
Должен быть! Жесткая фактура строк свидетельствует об этом. Но — Борукаев дает обширный портрет собственных суммарных ощущений: здесь и юмористические оттенки, и рассуждения о своей доле, обращенные в компактные и точные строки. Вьются ленты верлибров москвички Евгении Добровой: Рубеж между
томами словарей, Пупалфавита — О мечется во рту поэта. Ор азбуки, и ох, и вдох. Буквы, становясь персонажами, щедро выкатываются на сцену поэтического представления.
…Сложное изучение собственного «я» предлагает Дмитрий Тюпа (он тоже живет в Москве); здесь… словно ощущаешь, как глядятся в потусторонние зеркала «я» и «не-я», вырвавшись из страниц многоумного Фихте: Это какая-то черная магия:
На мониторе я и на бумаге я. Я в телефоне, на флешке и в памяти, Только не в жизни (поэтому в панике). Я в базе данных, на наноносителях, Вечно в сети, никогда — у Спасителя. Что ж?
Современность подразумевает переусложнение всего, и поэт, постигая оное суммами образов и их оттенков, хорошо и выпукло моделирует современные ощущения. Кира Османова из Санкт-Петербурга щедро вгоняет острые противоречия жизни в поэтическую речь, предлагая оную… вариантом спасения от… страхов, кошмаров, монументального негатива бытия: Ни от смерти нет спасенья,
Ни от жизни меж смертей. Кто теперь мне — собеседник? Все какие-то не те. Это место нынче пусто. Я пишу (неровен слог), Что утрачено искусство Под названьем «диалог». Высоты осмысления действительности не предложат рецептов, увы, избавляющих от негатива: вкус горьких трав в поэзии Евгения Степанова компенсируется ювелирно выграненными строками, где сочетания слов вспыхивают на солнце духа, будто предлагая лечить недуги и искривления социума словесной рецептурой:
Бывший друг — так частенько случается — враг.
И не кончилась глупая свара меж наций. Говоришь Карабах, а в ответ — Карадаг. И не веришь потоку рулад и реляций. Излечим ли сознанья людского недуг? Избежим ли беды? Или песенка спета? Бывший враг — так частенько случается — друг. Я молюсь и все время надеюсь на это. …Как ни крути – портрет нашего существования (бытования в недрах вечного вращения юлы юдоли) получается прискорбным:
Спешим, ругаемся, тусим,
Несем все больше отсебятин. Чужой успех — невыносим, А неуспех чужой приятен. Деремся и тупим нон-стоп, Идем вперед, открыв забрало. Потом ложимся молча в гроб, Как будто нас и не бывало. Поэт точен в констатациях, а что нет рецепта улучшения жизни — не его вина.
Свет приходит в неожиданном, метафизически-мистическом ракурсе реальности: Все будет очень хорошо.
Живу и знаю — миг наступит: И вечный добрый доктор-смерть Сумеет излечить меня. Мудрость стиха, не нуждающегося в рифме, лелеет больную душу.
Исторический очерк Лев Бердникова из США связан с родом Кологривовых; писатель предлагает увлекательное, структурно сделанное исследование, включающие детективные элементы — чтобы лучше читалось и плотнее усваивалось. Тугой, как изящно заплетенная коса, плач звучит в поэтическом строе Милы Борн, живущей в ФРГ: Умирают любимые,
Расходятся, как круги по воде, Перехожими, пилигримами, И не знаешь, где теперь они, где. И куда они сгинули, И к кому ушли навсегда? Им там лучше? Любимы ли? Что-то вынули, вытекли, как из глаза вода. Не-знание, дарующее странные, смутные ощущение, как альфа сильного звука, идущего из недр души.
Взаимоотношения души и духа интересно анализируются в пределах краткого стихотворения москвича, этнического грузина Петра Гулдедавы: Когда тоску-печаль лечу,
А ум признаниям не верит, Я ветром памяти лечу На лучезарный южный берег. И там, где как усталый зверь Ночною влагой дышит море, Когда уймется боль потерь И схлынет жар былого горя, Где волны плещут не спеша, Успокоительно для слуха, — Испепеленная душа Воспрянет в небо птицей Духа. Сладко и красиво…
Тонко… и так хочется надеяться — точно. …Эпизоды из жизни самого — может быть — русского классика Николая Лескова исследует доктор филологических наук Алла Новикова-Строганова, сочетая неустанную работу мысли с крепкой, хлебной стилистикой. «Зарубежные записки», объединяя столь разных мастеров, предлагают рудоносный пласт современного слова: необходимый душе — жаль, столь не многие понимают оное… Александр БАЛТИН
|