Я — человек с отгрызенной рукой.
Шагаю на предписанный покой:
Без ропота, без рева и без ругани.
Нигде не застреваю по пути —
Скорей бы, наконец, домой прийти
И тихо лечь на сторону безрукую.

Я в этом невзаправдашнем лесу
В одной руке еду домой несу,
А во второй могла ребенка малого
Держать ладонь, могла нести букет,
Но нет руки — и верных смыслов нет.
Сплошное изнуряющее марево.

Закроюсь дома, спать да есть — дела.
Когда еще двурукая была,
Спасала всех в лесу — и вот пожалуйста:
Все кончено — понятно дураку.
Но я лежу на правильном боку,
И незаметно ничего ужасного.

Ни от смерти нет спасенья,
Ни от жизни меж смертей.
Кто теперь мне — собеседник?
Все какие-то не те.

Это место нынче пусто.
Я пишу (неровен слог),
Что утрачено искусство
Под названьем «диалог».

Не спрошу и не отвечу —
Не узнаю, кто я есть.
Прозаические вещи
Без тебя творятся здесь.

Тусклый день идет на убыль,
Зажигают фонари.
Черт возьми, зачем ты умер.
Я хочу поговорить.

Высокий крест. Добротная скамья.
Растут люпины.
Ты прожил долго, потому что я
Тебя любила.

Ты прожил мало, потому что мы
В разлуке были.
Вот я пришла — настал и этот миг —
К твоей могиле.

Вот я стою и думаю: а ты
Сейчас сказал бы,
Что здесь бы нужно выполоть цветы —
Мол, сладкий запах;

Что здесь бы просто высеять траву —
Мол, так опрятней.
Какой резон изображать вдову —
Абсурд и вправду.

Кто жив, тот обладает (до поры)
Свободой воли.
Не ты, не ты все это говоришь —
А я всего лишь.

Я сочиняю реплики твои —
Себе в поддержку,
Как будто это разговор двоих,
И мы — все те же.

«Не каждый может тишину терпеть» —
Трюизм? Цитата?
Не ты, не ты бесед любых теперь
Инициатор.

И в этом — сокровеннейшая суть
Моей потери.
Люпины замечательно растут.
Какой оттенок!

Я, права горевать себя лишив,
Желала знать бы:
Что именно — будь ты доселе жив —
Стряслось бы с нами

(Пускай бы жили странно, на износ,
Но — как хотели)
И что бы ты сегодня произнес
На самом деле.

Нет, никуда отсюда —
Куда ж отсюда.
Не сплю вторые сутки.
Причалит судно,

И пассажиры резво
Сойдут по трапу.
Меня учили в детстве
Терпеть неправду.

И я ее терпела,
Чтоб мир не рушить.
Однако же теперь я —
Почти старушка.

С закатом — ветер рваный
И волны пляшут.
Так устаешь, бывает,
От дня на пляже:

Ослабленное тело,
Чудные мысли —
И ничего не делал,
И утомился.

Спать хочется, а сна нет.
Был Бог бы с нами.
Но будто все здесь знает,
Что я не знаю:

Про то, что я — готова
И трап — очищен;
Про мой отъезд, который
Вот-вот случится.

Так чудны и вправду, Господи,
твои дела.
Подавилась рыбьей косточкой —
и умерла.

Возле моря похоронена,
за валуном.
Там гуляют посторонние,
глазеют, но

что им знать про обстоятельства:
ну смерть и смерть.
На песок сухой усядутся,
разложат снедь…

Дюны, золотом расшитые.
Могильный холм.
Но случится неожиданно
один укол.

И не будет от Всевышнего
прерогатив.
Горе, горе-то ни выкашлять,
ни проглотить.

Плывет по озеру нырок,
Беспечный селезень.
На берегу стоит стрелок.
Стоит и целится.

Коричневатая вода,
Как будто медная.
Нырок плывет Бог весть куда —
Красиво, медленно;

И отражение дрожит
Изгиба шейного:
Какая подлинная жизнь —
В том отражении!

Но вот — трагический итог:
Оно не важно все,
Поскольку правильный стрелок
Не сомневается.

Он не спохватится: «Не тот!»,
Не дрогнет: «Стоит ли» …
Он выстрелит — и попадет.
Конец истории.