Вишня в кольцах летящего света,
так во тьме расцветает планета,
и кружит лепестковая стая —
это птица поет часовая.


1
Колесиками своими вертит,
вот одно повернулось — дзынь —
птица вспорхнула, чтобы лететь против смерти,
опрокинутой в жизнь, —
это как мчаться вдоль одного ветра против другого,
и, когда они встречаются грудь на грудь,
птица находит меж ними слово,
чтобы в него вскользнуть,
крылья сложив и вытянув лапы,

изо всех сил сжимает стеклянный клюв
зернышко света настольной лампы,
упавшее в словесную колею,


2
но в слове еще темно и пусто,
оно свернуто из пространства,
как дыхательная трубка для грядки капустной,
для музыки слез прекрасной,
оно еще не узнало времени,
что целится метко,

часовая, с маленькой масленкой на темени,
птица-смайлик, птица-клетка,


3
птица-вспышка, огромный взрыв,
шестеренки крутятся, словари открыв,
усатые валики пробуждаются вслед за ними
(на каждом усике — Божье имя),
чиркают по металлическим лепесткам,
птица — ветер и пламя звука,
птица — фуга,
прикипевшая к небесам.

Люди с пустыми глазницами
преследуют сны во мне,
люди с оторванными птицами
бредут за мной в тишине,
я им кричу: отстаньте!
и голос мой, кстати,
похож на безмолвный огонь,
на ветер с его «ого-го».


1
Если не станешь временем, станет оно тобой.
Избушка-избушка, повернись к будущему задом,
а к прошлому передом.
Где-то война… мы привыкли жить невойной,
как река, обмелев, привыкает быть берегом.
Где-то весна… и мы смотрим ее сквозь стекло,
став зрачками смартфона.
Избушка-избушка, наши птицы угнали тепло
и не помнят угона,


2
не помнят, когда против времени сделали крен.
Этот скрежет… Колесики, шайбы, шурупы…
Боже, часовым нашим птицам рентген
сделай сквозь ветров хула-хупы.
Или так надо — птицам оторванным быть?..
Время — что кольца древесные, древо жизни,
пока не придет и свистнет на ухо: бзыть!
а ну-ка отсюда сдрисни.

Птичка с дверцей в груди,
ключиком в меня посвети —
есть ли там кто живой,
кто-то уже не твой?..


1
Время — телескопическое растение,
проще говоря, Telescopium Arbor,
полое изнутри… — «Хватит умничать!» —
твой рык раздался как раз оттуда,
ты голоден, как цыганский табор,
и я откликаюсь на имя «посуда»
и «пожалуйста, не пожалей перца»,
два наших сердцебиения…

но у времени нет сердца.


2
И вот, каждый день проживая
как первый и как последний,
нанизывая их, словно колесики лука,
на Божью дуду,
птица моя, ты испытанный мой собеседник
на дороге к гнезду
мимо того самого «кружочка лука»,
где из двух сердец на завтра-вчера-сейчас,
не жалея соли и перца, готовит разлука
чемодан-вокзал-мелкий дождь-контрабас.


3
На каком-то этапе «где» переходит в «когда»,
молоко остается, исчезает вода,
становится значимым восплеск любой,
и ветер на все объявляет любовь —
не такую, как раньше: огонь-дым-сера,
а ту, что вне власти секундомера,
лишенную всякой, даже словесной, плоти,
и два человека, незнакомых вроде,
связаны ею, ее притяжением,
нежностью, милостью, утешением, —
или что там еще содержит бессмертия аэрозоль?..


4
Моя дорогая,
птица-объятие,
сладкая птица-боль.