Портал «Читальный зал» работает для русскоязычных читателей всего мира
 
Главная
Издатели
Главный редактор
Редколлегия
Попечительский совет
Контакты
События
Свежий номер
Архив
Отклики
Торговая точка
Лауреаты журнала
Подписка и распространение








Зарубежные записки № 21 (33), 2013

Давид ШНАЙДЕР

КАК ЖЕМЧУГА ЛОВЕЦ

Алексей Остудин. Эффект красных глаз. — М.: Русский Гулливер, 2011. — 124 стр.

Открываешь книгу поэта и сразу же сталкиваешься с неожиданным четверостишием:

всего лишь veba он просил
и взор являл живую муку,
но кто-то вирус положил
в его протянутую руку…

Похоже, злая ирония звучит в этом четверостишии, по крайней мере, Остудин ее смягчать ничем не намерен. Странные игры затевает этот автор с читателем. То ли сам ищет смысла в них, в этих играх, то ли читателю пеняет — не хочешь трудиться над восприятием современного литературного текста, оставайся в неведении, куда поэта заводит стихотворная речь. Остудину этого мало — он готов почти издеваться над читателем, над его возможными предпочтениями:

Люблю грозу в конце июня,
когда кипит в саду вода,
когда пускают окна слюни
и днем темно как никогда…

Или Остудин сам над собой иронизирует, защищаясь от излишне пытливого взгляда?! Он же, похоже, в отчаянии, восклицает:

Все — фальшь и нежить, кроме грима —
И жесть гремит из-за кулис!

Тут весь парадокс заключается в том, что грим, скорее всего, и должен был бы выступать в качестве фальшивого прикрытия всякого образа, а нам объясняют, что ловить здесь нечего — фальшью пронизано все. Или же есть еще свое робко защищаемое и беззащитное?!

Помнишь в небесах разводы мела…
Каждый на рассвете — новосел!
Целоваться в губы не хотела —
просто не умела, вот и все!

Не много ли иронии? Не на ней же держится книга:

Эту схему собрал идиот,
втихаря, за диодом диод —
зарядил и замкнул без опаски…
Ты же, мама, меня не буди —
осторожней за плугом иди
гэдээровской детской коляски!

Здесь уже ощутимо лирическое начало разговора с читателем, желание найти с ним точки душевного соприкосновения, обрести единое ощущение времени. Склонность Алексея Остудина к литературной игре, задающей читателю загадки, преображается в искренность поэтического высказывания. Автор не хочет потерять контакт с читателем, ему, автору, нужен собеседник, перед которым фальшивить не след:

Песочница, а раньше был мой дом,
где я, в бреду черемуховых веток
походкой молодого Бельмондо
соседских очаровывал нимфеток…

Цыганский откудахтал леденец…
Двадцаытй век, позволь, пока не поздно,
тебя вдохнуть, как жемчуга ловец
с запасом набирает свежий воздух.

Образы, метафоры Алексея Остудина заземляются в момент, когда он выходит на прямой разговор со своим гипотетическим собеседником — он, оказывается, не лишен того мужества, которое надобно лирическому поэту, поддерживающему интонацию исповедального стиха:

Я вышел из детства, в чем был, ты меня не рожала —
я выскользнул искрой в трубу из ночного пожара!
Я вышел за квасом с бидоном в июльское утро
во двор, где на лавках — портвейн, а в кустах — камасутра.
Где пеной пивной поднялись тополиные кроны
и старый фокстрот подавился иглой патефонной!

Остудин искренне любит окружающий его мир, и сколь экзотичны ни оказывались бы его некоторые адреса поэта-путешественника, он прочно ощущает землю, к которой устремлен, хорошо представляя, чем чреват отрыв от нее:

Бог выберет тебя и не применит!

Автор констатирует, возможно, самый печальный исход, итог всей жизни: «Бог тебя не применит!» Твоя жизнь окажется опустошенно-неприменимой — страшнее некуда!

Дождь доносы печатает нудно,
ну и ты по стеклу барабань!
На суку, где болтался Иуда,
астраханская сохнет тарань.
Банка с пивом, разбитая осень —
пусть ее киноварь в монтаже.
Все любви у Всевышнего просим,
невдомек, что любимы уже…

Остудин, так поначалу пугающий своей густой иронией, сам оказывается беззащитным и вынужден доверяться читательскому пониманию вещей. Главное, чем характерны его интонации, способность заземлять набирающую некоторую пафосность строку:

Танцующий лезгинку шесть веков
оброс Тбилиси шерстью облаков —
оттуда и прядется нить Кавказа.
Куру с Арагви Лермонтов связал:
у Грузии зеленые глаза
и гибкий стан девицы, что ни разу.

Снижение заявленного образа — точный остудинский просчет! Право, ничего уже не скрыто и от читателя. «Холодной пеной море врет в лицо…» — сказано с грустным пониманием вещей.
Не утомил ли рецензент читателя цитированием? Но общие рассуждения вокруг остудинской поэтики, не имеют смысла. Не пересказывать же поэзию прозой. Вот она дышит, наполненная богатой и органичной аллитерацией! Вот она ищет в повседневном движении приметы поэтического дыхания:

Выгребаем, в будущее вперясь,
так лососи трутся борт о борт —
кажется, торопятся на нерест,
по идее — прутся на аборт.

Снова все весомо, зримо, грубо:
Из кармана вытянув кастет,
композитор дал роялю в зубы,
вот и льется музыка в ответ.

Тут и вспоминаешь: «Когда б вы знали из какого сора?..» Алексей Остудин умеет видеть в земном и слышать в грубом льющуюся музыку жизни. Эту его способность поэт из Казани вполне реализует в своей книге «Эффект красных глаз», вышедшей в «Русском Гулливере».

Яндекс.Метрика